Роберт Хайнлайн - Чужак в чужой стране [= Чужой в чужой земле, Пришелец в земле чужой, Чужак в стране чужой, Чужак в чужом краю, Чужой в стране чужих]
— О, — на лице Джубала появилось глуповатое выражение. — Майк, не будешь ли ты так добр поднять эту пепельницу, не дотрагиваясь до нее, на фут от панели?
— Да, Джубал. — Пепельница поднялась и повисла в футе от панели. — Ты замеряешь, Джубал? — обеспокоенно спросил Майк. — Если что не так, я передвину ее.
— Прекрасно! Ты можешь удержать ее? Если устанешь, скажи мне.
— Я скажу.
— Можешь ты поднять еще что-нибудь? Скажем, этот карандаш? Если сможешь, сделай.
— Да. Джубал, — Карандаш взмыл к пепельнице. По просьбе Харшоу Майк добавлял все новые и новые предметы к уже парящим. Энн вернулась, подтащила поближе кресло и молча принялась наблюдать. Вошел, таща стремянку, Дюк, бросил сперва беглый взгляд на происходящее, потом присмотрелся повнимательнее и молча уселся на стремянку. Майк наконец сказал:
— Я не уверен, Джубал. Я… — он остановился, подыскивая слово. — Я лишь ученик в таких делах.
— Не надо выкладываться до конца.
— Я думаю, что подниму еще что-то одно. Я надеюсь. — Лист бумаги зашевелился, поднялся… и все парившие в воздухе предметы — штук двенадцать — попадали на пол. Майк был готов расплакаться.
— Джубал, мне страшно жаль.
— Ты должен гордиться. — Харшоу похлопал его по плечу. — Сынок, то, что ты сейчас сделал… — Джубал остановился в поисках сравнения, понятного Майку. — То, что ты сделал, гораздо труднее, чем завязывать шнурки, более удивительно, чем правильно выполнить гейнер в полтора оборота. Ты проделал это, э-э… блестяще, блестяще, очень красиво. Ты грокнул?
Майк был явно удивлен.
— Я не должен стыдиться?
— Ты должен гордиться.
— Да, Джубал, — ответил он с довольным видом. — Я горжусь.
— Хорошо, Майк. Я не могу поднять даже одну пепельницу, не трогая ее.
Майк был изумлен.
— Ты не можешь?
— Нет. Ты научишь меня?
— Да, Джубал. Ты… — Смит смущенно остановился. — У меня снова нет слов. Я буду читать, читать и читать, пока не найду слова. Тогда я научу брата.
— Только особо не рвись.
— Что?
— Майк, не расстраивайся, если не найдешь слова. Их может и не быть в английском.
Смит обдумал сказанное.
— Тогда я научу моего брата языку моего гнезда.
— Что бы тебе прибыть лет на пятьдесят пораньше?
— Я поступаю неправильно?
— Вовсе нет. Ты можешь начать обучать своему языку Джил.
— У меня распухнет горло, — запротестовала Джил.
— Попробуешь полоскать аспирином, — Джубал поглядел на нее. — Это слабая отговорка. Я нанимаю тебя в качестве ассистентки по марсианской лингвистике… что включает, в случае необходимости, сверхурочные дежурства. Энн, занеси ее в платежную ведомость. И удостоверься, что она попала в списки налогового управления.
— Ей придется делить с нами работу на кухне. Это тоже записать?
Джубал пожал плечами.
— Не приставай ко мне с мелочами.
— Но, Джубал, — запротестовала Джил, — я, наверное, не смогу научиться марсианскому!
— Ты должна попробовать.
— Но…
— Что там говорилось насчет благодарности? Ты берешься за эту работу?
Джил закусила губу.
— Берусь. Да, босс.
Смит робко коснулся ее руки.
— Джил… я научу.
Джил погладила его руку.
— Спасибо, Майк. — Она взглянула на Харшоу: — Я буду учить язык назло вам.
— Этот мотив я могу грокнуть. — Харшоу ухмыльнулся. — Ты наверняка выучишь его. Майк, что ты еще можешь делать такого, чего не можем мы?
Майк в замешательстве посмотрел на него.
— Я не знаю.
— Конечно, — вмешалась Джил. — Откуда ему знать, что мы можем, а чего не можем?
— Хм… Да, Энн, измени титул Джил на «ассистентку по марсианской лингвистике, культуре и технике». Джил, изучая язык, ты будешь натыкаться на непонятные вещи, совсем непонятные. И всякий раз говори об этом мне. Майк, если ты заметишь какие-нибудь вещи, которые ты можешь делать, а мы нет, говори мне.
— Я буду говорить. Джубал. А какие это должны быть вещи?
— Не знаю. Вроде тех, что ты делал сейчас. Или способности лежать на дне бассейна дольше, чем можем мы. Хм… Дюк!
— Босс, у меня обе руки заняты кассетами.
— Говорить-то ты можешь? Я заметил, что бассейн грязный.
— Я кину на ночь преципитант[14], а к утру все вычищу.
— Что показывает счетчик?
— Все о'кей, воду можно пить, просто она немного взбаламучена.
— Ладно. Я дам тебе знать, когда захочу его вычистить.
— Босс, никто не любит купаться в воде из-под грязных тарелок.
— Ты-то со своей шерстью вообще выходишь сухим из воды. Ладно, кончай болтать. Фильмы готовы?
— Пять минут, босс.
— Хорошо. Майк, ты знаешь, что такое пистолет?
— «Пистолет, — стал цитировать тот, — приспособление для выбрасывания метательных снарядов (пуль) посредством силы взрыва, состоящее из трубки или ствола, закрытого с одной стороны, где…»
— О'кей. Ты грокаешь его?
— Я не совсем уверен.
— Ты когда-нибудь видел пистолет?
— Я не знаю.
— Конечно, видел, — вмешалась Джил. — Майк, вспомни, о чем мы только что говорили, о комнате с травяным полом, только не волнуйся. Один человек ударил меня.
— Да.
— Другой направил что-то на меня.
— Он направил на тебя плохую вещь.
— Это и был пистолет.
— Я думал о том, что словом для этой плохой вещи может быть «пистолет». «Новый интернациональный словарь английского языка» Вебстера, третье издание, вышедший в…
— Хорошо-хорошо, сынок, — поспешно перебил его Харшоу. — Теперь слушай. Если кто-нибудь направит на Джил пистолет, что ты будешь делать?
Пауза Смита длилась дольше, чем обычно.
— Вы не рассердитесь за потерю еды?
— Нет. В подобных обстоятельствах никто не будет на тебя сердиться. Но вот что я хочу знать. Сможешь ты заставить пистолет исчезнуть без того, чтобы исчез человек?
Смит обдумал вопрос.
— Сохранить еду?
— Хм, это не совсем то, что я имел в виду. Можешь ты заставить пистолет исчезнуть, не причиняя вреда его владельцу?
— Джубал, я не причиню ему вреда. Я сделаю, чтобы пистолет исчез, а человека я просто остановлю. Ему не будет больно. Он просто рассоединится. Еда останется хорошей.
Харшоу вздохнул.
— Что ж, уверен, что все так и будет. Но можешь ты заставить исчезнуть один только пистолет? Не «останавливать» человека, не убивать его, а просто оставить его в живых?
Смит взвесил услышанное.
— Это будет легче, чем делать и то, и другое. Но Джубал, если я оставлю его соединенным, он сможет сделать плохо Джил. Так я это грокаю.
Харшоу напомнил себе, что эта детская наивность не детская, не наивная, а является проявлением сложной культуры, которая, как он начинал понемногу понимать, далеко обогнала человеческую, развиваясь какими-то своими таинственными путями… а эти наивные замечания исходят от супермена. От того, во всяком случае, кто действует как супермен. Отвечая Смиту, он так тщательно подбирал слова, словно замыслил опасный эксперимент.
— Майк… если ты достигнешь «точки пересечения», в которой должен будешь действовать, чтобы защитить Джил, ты будешь действовать?
— Да, Джубал. Я буду.
— Не переживай из-за потери еды. Вообще не переживай. Защищай Джил.
— Я всегда буду защищать Джил.
— Хорошо. Но, предположим, человек наводит пистолет или держит его в руке. Предположим, ты не хочешь убивать его… но тебе надо, чтобы пистолет исчез. Можешь ты это сделать?
Пауза Майка была короче обычной.
— Кажется, я грокнул. Пистолет — плохая вещь. Но человека — нужно оставить соединенным. — Он подумал. — Я могу сделать это.
— Хорошо. Майк, я покажу тебе пистолет. Пистолет — плохая вещь.
— Пистолет — плохая вещь. Я сделаю, чтобы он исчез.
— Не заставляй его исчезать сразу же, как только увидишь.
— Не надо?
— Не надо. Я подниму руку с пистолетом и стану наводить его на тебя. До того, как я наведу его на тебя, заставь его исчезнуть. Но не останавливай меня, не причиняй мне боли, не убивай меня, вообще ничего не делай со мной. И как еду меня тоже не теряй.
— О, я не буду, — искренне ответил Майк. — Когда ты рассоединишься, брат мой Джубал, я надеюсь, что буду приглашен вкусить от тебя, молясь и восхваляя тебя с каждым куском… пока не грокну тебя полностью.
Харшоу сумел справиться со своими рефлексами и мрачно ответствовал:
— Благодарю тебя, Майк.
— Нет, это я должен благодарить тебя, брат мой, и если случится, что меня изберут раньше тебя, я надеюсь, ты найдешь меня ценным для грокинга. Раздели меня с Джил. Ты разделишь меня с Джил? Пожалуйста!
Харшоу взглянул на Джил, увидел, что она сохраняет невозмутимое лицо, и подумал, что со своими больными она, наверное, непоколебимей скалы.
